Это предложение поступило мне от заместителя директора ДДИ. Он сказал: у нас сейчас вахтовый метод, на ближайшие две недели как раз не хватает санитарки. И предложил пойти санитаркой, а по совместительству – соцработником. Я высказала свои опасения, смогу ли работать санитаркой? Это физический труд, а я все-таки преподаватель, к такому не очень привыкла. В ответ он меня успокоил: «там у нас женщины 60-ти лет справляются – уверен, всё будет ок». У меня, конечно, был страх, что не всё будет «ок»… Но я очень часто совершаю поступки, основываясь на интуиции, то есть не могу их логически объяснить, просто что-то внутри мне говорит: «надо делать так». Вот и сейчас: «Ир, надо так сделать». Когда я посоветовалась со всеми своими родственниками, они мне дружно сказали: «Ира – нет! Ты что? Нет! Не ходи, это очень тяжело, ты там вымотаешься, ты не сможешь! И вообще: нет». Ну и… я пошла.

У меня не было никаких ожиданий: я не представляла себе, как что будет, это была terra incognita. Наверное, поэтому я и согласилась. Если б знала, что будет тяжело, и внимала своим родственникам – наверно, отказалась бы.

Первое, с чем я столкнулась, – мне было действительно тяжело. Потому что это не просто физический труд, а труд, помноженный на неорганизованность. Я как-то привыкла к хорошей организации любого трудового процесса, а там все трудовые процессы санитарки организованы плохо: проблемы с инвентарем, нет налаженной хозяйственной логистики. Например, все хозяйственные шкафчики заперты на ключ. И есть банка с ключами, пронумерованными в соответствии со шкафчиками. Чтобы что-то открыть, нужно высыпать из банки все ключи и найти нужный, и так каждый раз. Шкафчики непрозрачные, что внутри – не видно, четкой системы хранения нет, всё постоянно чуть-чуть перекладывается. И эта неразбериха сильно бесит.

Перчатки, выданные мне для уборки, порвались буквально через час. Когда я попросила другие, мне сказали, что резиновых перчаток нет, их выдают 2 пары на месяц и санитарки закупают их себе сами. Но я же на вахте – у меня нет доступа в город, чтобы купить перчатки для работы. Нормальных тряпок тоже нет: в этом качестве используют старые простыни и пододеяльники – но даже их экономят и делают из них маленькие тряпочки.

Совершенно обычные люди (конечно, женщины). Уставшие, со своими семейными и бытовыми проблемами, не слишком большое значение придающие этике коммуникации.

Со мной они как раз были очень приветливы, помогали советом и делом, угощали конфетами, были вежливы и т.д. А с детьми там общаются плохо. Если фундаментально выразить – там дети не являются равными, то есть не являются такими же людьми, как мы с тобой. Такая низшая группа тех, с кем общаются, как будто они ограничены в правах.

Приходя в столовую, ребенок не может выбирать: хочет он есть это или не хочет. Он должен есть то, что ему дали. Если он это не ест – он плохой. Он плохо поступает. Его в лучшем случае не одобряют, а в худшем – ругают.

Вообще-то у соцработника должен быть широкий круг обязанностей. Соцработник – это сотрудник, который организует для ребят занятия по социальной адаптации, развитию разных навыков, иными словами – то, что сверх учебной программы.

Но у меня (в силу того, что это была вахта и совместительство) была только одна обязанность: раз в день я водила ребят на дистанционные чтения и обратно. Согласно правилам детского дома, дети не имеют права находиться на территории (вне зданий) без сопровождения, а актовый зал, где проводились чтения, находится в соседнем корпусе. Поэтому каждый день после обеда я собирала группу ребят, отводила туда – а потом приводила обратно.

Они состояли в том, что друзья благотворительной организации, в которой я работаю, подключались в зуме и читали ребятам какие-то интересные книжки, сказки, стихи и т.д.

Некий учебный процесс шел – но, на мой взгляд, он не носил системного характера. В группах воспитатели проводили какие-то занятия (рисование, аппликация, время от времени – уроки, где ребят, например, учили деньги считать). Но тут надо учесть, что дети находились в режиме каникул. Обычно часть ребят ходит в школу, часть ездит в техникум

Всего 60 человек в возрасте от 4 до 23 лет, все – с различными нарушениями.

С подъема. Первыми поднимаются малыши, их ведут на горшок. Если кто-то ночью обкакался, то еще надо помыть, соответственно.

Кстати, в этом детском доме очень развита система, которую там называют… наставничеством. Ее суть в том, что у старших ребят есть некие хозяйственные обязанности. В частности, старшие девочки делятся на нянь и помощниц.

В обязанности девочек-нянь входит возиться с малышами: они водят их на горшок, подмывают, переодевают, меняют памперсы и трусики, умывают и т.д. Это длится годами, и девочки справляются не хуже любого воспитателя.

Эта работа обязательна и имеет свою систему поощрения едой. Представь: ты каждый день 5 раз в день ходишь в столовую. Но там ты можешь есть только то, что тебе дали: выбирать ты не можешь. А в отдельном от столовой здании есть комната отдыха персонала (с холодильником, чайником и прочим): там сотрудники кушают бутерброды и конфеты, вообще едят, что хотят и когда хотят. И этой своей едой поощряют старших ребят, выполняющих служебные обязанности. Это такие элементы свободной жизни.

Я думаю, что она ужасна.

Когда я об этом пыталась разговаривать с заместителем директора, то услышала в ответ: а что такого? Ребята помогают взрослым, у них есть занятость, они приобретают навыки, не сидят сложа руки, у них жизнь такая… событийная. Да, их подкармливают – ну а что в этом плохого? Воспитатели от чистого сердца делятся едой, тоже опыт такой… важный.

И если так разобрать – вроде бы всё классно. Но если вникнуть – это абсолютный кошмар.

Во-первых, у ребят нет права выбора: они должны этим заниматься. Во-вторых, даже если они делают это по доброй воле – у них нет другой альтернативы. В-третьих, суть происходящего – это работа за еду. Девочки-помощницы помогают санитаркам убираться. У санитарок есть пул этих девочек, которые качественно и быстро убираются. И их за это кормят. Поработал – приходи кушать. Цепочка абсолютно прозрачна.

Вообще я не собиралась затевать этот разговор, но поняла, что не могу иначе. Не уверена, что донесла до заместителя директора всю глубину. Но мне кажется, что-то он уловил. Хотя меня очень удивило, что он пытался узнать у меня фамилии воспитателей, которые были как-то особенно некорректны с детьми. Я с самого начала обозначала, что не виню персонал: эти женщины работают, как могут. Им никто не рассказал, никто не научил, никто не поддержал, у них очень низкий ресурс и уровень знаний.

Там мальчик один есть… У него очень сильные руки, и он не умеет рассчитывать силу: он не может просто взять твою руку – ему надо ее сильно сжать. Это очень больно. А он по-другому никак. И видно, что ему не хватает тактильных ощущений. Я воспитательнице говорю: может, ему какие-то резиновые игрушки дать? А она мне: да ты что? Он же больной, ничего не поможет. И так у неё было в ответ на всё: да они же больные.

Персонал не виноват. Если бы я пришла, не имея своего опыта работы, в детский дом санитаркой и мне бы все говорили «они больные, с ними по-другому нельзя» – наверно, я бы тоже себя так вела… Но при этом я уверена, что – если у руководителя есть желание, чтобы члены его коллектива стали более профессиональны и относились бы к ребятам с уважением, – то это возможно. Таким образом, мои претензии к руководству, а не к персоналу. Но заместитель директора всё спрашивал фамилии. Я говорю: зачем? – Ну, директор с ними поговорит и накажет. То есть вся система… такая же.

Старшие постоянно меня спрашивали, когда можно будет куда-нибудь поехать. Для младших, которые особо никуда не ходят, ничего и не изменилось. А старшие – они ведь и в техникум ездят, и к нам на занятия, путешествуют в другие города и даже страны. Конечно, их эта замкнутость… давила.

Плюс делать-то нечего – нет для них никакой занятости! Учебного процесса системного нет, регулярных занятий типа кружков – тоже нет. В этом детском доме есть швейная мастерская, но в мою вахту мастер как раз отдыхал. Есть керамическая мастерская, но мастер был занят какими-то хозяйственными вопросами. Есть прекрасная столярная мастерская, которой занимается медик, – но в эту вахту его тоже не было. Вроде есть еще какие-то мастерские и занятия, но регулярности нет.

Нет такого, что ребенок, допустим, 3 раза в неделю в определенное время ходит в какую-то мастерскую. Может, в отсутствии карантина это выглядит по-другому – но сейчас были явные кадровые проблемы, раз даже меня позвали санитаркой.

Да, два раза в день в зависимости от погоды. Это целое отдельное мероприятие. И должна сказать, что малыши не гуляют. По крайней мере, за эти две недели такого ни разу не было. Они даже в столовую не ходят – им еду приносят прямо в группу, не знаю почему. То есть вся жизнь малышей проходит в пределах этажа.

Ребята.
Сейчас объясню. Мне было очень тяжело на вахте еще и потому, что нет никакой возможности свои силы пополнить. Ведь в обычной жизни, даже если у тебя очень сложная работа, то всё равно, возвращаясь домой, ты можешь подзарядиться: это твое комфортное место. Подзарядился – и поехал утром снова работать.

А когда ты на вахте, тебе чем, как, где заряжаться? Ты всё время в общем пространстве, спишь, где сказали, ешь ту еду, которую дали. И свой ресурс всё время только тратишь, не восполняя, что вообще-то не очень хорошая история.

И вот посреди всего этого был один источник, который пополнял мне силы, – общение с ребятами. В силу того, что они очень не избалованы человеческим к себе отношением, когда тебя просто воспринимают как личность со всем твоим набором прав, когда спрашивают твое мнение и учитывают его, когда интересуются тобой – по-настоящему и искренне. Они настолько к этому не привыкли, что когда к ним так относишься, то в ответ получаешь… сложно подобрать слова… в общем, мне становилось хорошо. Просто от того, как они реагировали на мое отношение. Это явление нельзя пощупать.

Да, определенно. Когда я с вахты уехала, у меня неделю была дикая депрессия. И в голове произошло полное обесценивание того, что делаю я и мои коллеги: казалось, что мы делаем какие-то маловажные, малонужные вещи, а единственное, чем стоит всерьез заниматься, – это сопровождаемое проживание.

Потом в голове стало что-то как-то укладываться. И я теперь называю это «работать с широко открытыми глазами». Раньше у меня не было такой полной картины. При этом я не считаю, что в моей работе нужно всё кардинально поменять.

У меня всего одна методика – общаться с ребятами как с равными себе, полноценными членами общества, давать им ощущение того, что они такие же граждане, как и я, такие же люди. Менять тут нечего – меняюсь только я. Изменилось мое отношение к ребятам, и мне кажется, что это самое главное. Я стала их значительно больше уважать.

Ведь вопреки тому, что они живут в условиях абсолютного попирательства их прав, они смотрят на тебя не как на человека, которого нужно бояться или чего-то от него ждать, а как на… человека. Я не знаю, как они это могут делать. Для меня это загадка. Очевидно, это такой фундамент, который сложно выжечь в человеке.

Те, с кем мы давно знакомы, – это старшие ребята, у которых много хозяйственных обязанностей, так что я больше общалась с новыми для себя детьми. Не знаю, легче или нет, но этот опыт оказался новым и для меня, и для них.

Когда ребята приезжают к нам – они едут из своего мира в другой, и они знают, что этот «другой» мир хороший, безопасный, теплый. И круто, что есть возможность туда выехать. А тут я была в их мире.

И еще, мне кажется, это был новый опыт и для сотрудников: они увидели, как можно по-другому. Пусть они не будут делать так же – но они увидели, что вообще есть альтернатива. Я думала о том, как изменить внутреннее состояние этого детского дома, и пришла к выводу, что если бы нас было хотя бы человек 5, то можно было бы что-то сделать. Потому что нельзя сказать человеку: так делать нехорошо, теперь делай по-другому. Это не работает.

А когда человек изо дня в день видит, что действительно можно по-другому, видит, насколько это более человечно и гуманно… И даже более эффективно с рациональной точки зрения: ведь эти воспитатели ничего не получают, только тратят, у них всё время нету сил – а когда ты меняешь свое поведение, то и ресурс начинает к тебе возвращаться. Дети ведь дают очень быструю реакцию!

Хотя, конечно, всё не так просто и утопично, как я сейчас говорю… но что-то в этом есть, и я в это искренне верю.